Рост цен на хлеб, масло, мясо и молоко - это начало глобальной продовольственной инфляции, вызванной в том числе ростом биотопливной промышленности, считают некоторые эксперты. Но Альберто Вайссер, который проработал в транснациональной компании Bunge уже 14 лет, спокоен и полагает, что через один-два урожая мировые цены на базовые сельхозтовары вновь снизятся. А Россия в будущем, уверен он, станет одним из основных поставщиков продовольствия в мире.

— Bunge строит в Воронежской области самый крупный в Европе завод по переработке семян подсолнечника. Когда он начнет работу?

— Завод должен заработать в первой половине 2008 г. Это наша первая крупная инвестиция в Россию — $120 млн. Завод сможет перерабатывать 560 000 т семян подсолнечника в год. Мощность по выпуску готовой продукции — 220 000 т бутилированного масла в год.

— Участники рынка ждут, что с запуском завода Bunge постарается сдержать рост цен на рынке.

— Мировые цены на пшеницу, ячмень, рапсовое, подсолнечное масло очень высоки из-за дополнительного спроса со стороны производителей биотоплива. Сейчас бутилированное масло, которое мы продаем в России, импортируется с Украины, из Венгрии, Румынии. Теперь же все масло будет производиться в Воронеже — и издержки будут ниже. У нашего завода будет, пожалуй, самая низкая себестоимость в Европе.

— И все-таки, будете ли вы пытаться продавать свою российскую продукцию, скажем, на рубль дешевле, чем конкуренты, чтобы быстро завоевать нишу на рынке?

— У нас нет цели снижать цену, чтобы завоевать долю рынка. Мы не верим, что можно извлечь положительный результат из краткосрочных решений. Наша стратегия — постепенно, но уверенно наращивать долю рынка за счет качества обслуживания клиентов. Иногда на это уходят многие годы. Сейчас наша доля на российском рынке бутилированного масла — 14%. Мы стремимся увеличить ее до 20-30%, как в большинстве стран, где мы работаем.

— Какая доля вашего бизнеса приходится на Россию, как она будет меняться?

— На Россию приходится очень маленькая доля, но мы хотим, чтобы эта доля увеличилась. Первые наши бизнес-контакты с Россией начались в 1828 г. — всего через 10 лет после основания Bunge. До 2002 г. мы занимались в основном импортом шрота (побочный продукт переработки масличных, используется в качестве компонента в корма в животноводстве. — «Ведомости») в Россию и закупками здесь пшеницы. В 2002 г. купили бренд «Олейна» и начали работать в секторе бутилированного масла. Сейчас у нас три бизнес-направления в России: импорт шрота для животноводства, экспорт зерна из России (на них вместе приходится 50% оборота) и производство бутилированного масла (оставшиеся 50% оборота).

— Будете ли вы наращивать объемы импорта шрота в Россию?

— Мы считаем, что Россия станет крупным мировым производителем мяса, и хотим участвовать в этом процессе в качестве поставщика важного компонента комбикормов. Вот почему мы выстроили терминал в Лиепае. Это самый лучший маршрут доставки соевого шрота в Россию. Также у нас есть среднесрочный договор на перевалку грузов с портом в Ильичевске.

— Сколько элеваторов и зернохранилищ вам принадлежит сегодня в России и сколько хотелось бы купить?

— Сейчас у нас два элеватора в России — в Воронежской области и Краснодарском крае (Холмский комбинат хлебопродуктов). Их совокупная мощность — 220 000 т зерна. Мы планируем увеличивать число элеваторов либо сами, либо в партнерстве с другими. Надо, чтобы число элеваторов соответствовало нашему обороту на рынке зерна в России. Сейчас это 1 млн т, и нам уже требуется еще одно или два зернохранилища в дополнение к существующим. Если мы будем развивать операции на рынке зерна, то потребуются еще элеваторы.

— Кроме растительных масел Bunge производит маргарины и майонезы. Можно ли ждать вашего выхода на эти рынки в России?

— Во многих странах с течением времени мы инвестируем в производство маргарина и майонеза — например, в Бразилии и Польше. В долгосрочном плане мы также надеемся инвестировать в это направление в России. Но пока это не самая важная наша задача.

— В России бытует мнение, что невозможно заниматься переработкой сельхозсырья без его производства, без вертикальной интеграции…

— Не согласен. Со временем модель отрасли в России может измениться и все больше и больше земли будет принадлежать местным фермерам. Качественный переработчик, как правило, не становится хорошим фермером.

— Разделяете ли вы прогноз, по которому в конце концов на российском рынке бутилированного масла останутся традиционные транснациональные игроки и один-два локальных?

— Нет. В большинстве стран мы наблюдаем очень сильных местных игроков, и в России они тоже присутствуют. Скорее всего, на рынке будут действовать одна-две транснациональные компании и много местных игроков. Места тут хватит для всех. Россия и Украина, вместе взятые, могли бы увеличить посевные площади на 50 млн га. Это вторая по величине территория в мире после Бразилии с потенциалом расширения посевов. Китай, который экспортирует кукурузу, станет в будущем ее импортером. США не будут экспортировать столько кукурузы из-за производства этанола. А население продолжает расти, и вместе с ним растет спрос. Большинство россиян не понимают, что вашей стране предстоит в будущем кормить мир. Россия будет сильна как поставщик не только нефти и газа, но и продуктов питания. Это большая ответственность. Не удивлюсь, если через 20-30 лет Россия удвоит производство зерна. Вам повезло, что у вас есть столько земли.

— Каковы ваши планы на российском рынке сои? Аналитики Raiffeisenbank в одном из отчетов указывали, что российская компания «Содружество» была бы для вас потенциально интересным объектом для поглощения.

— Мы, безусловно, будем расширять наше присутствие на рынке сои, но переговоров по поводу поглощений местных компаний нет.

— Почему два года назад Bunge занялась сахарным бизнесом?

— Из-за решения ВТО Западная Европа уже не в состоянии экспортировать субсидированный сахар, и рынок поменялся. Поставщиками сахара станут регионы с низкой себестоимостью: Индия, Бразилия, Австралия и Африка. У нас существует логистическая система, портовые терминалы, так что для нас логично заняться сахарным бизнесом в новых рыночных условиях. Мы только что купили фабрику в Санта-Жулиане в Бразилии. Сахарный бизнес в России — это в основном трейдинг, поставки бразильского сырца в Россию.

— Каковы объемы поставок?

— Мы начали поставки лишь в июне, но объемы уже значительны. В этом году мы импортировали 250 000 т сырца из 3 млн т, что ввозит Россия.

— Приобретение сахарных заводов в России возможно?

— Пока нет конкретных планов на этот счет.

— Цены на зерновые и масличные в этом сезоне беспрецедентны. Ваш прогноз изменения цен?

— Я согласен с тем, что это инфляция. Но производство продуктов питания будет увеличиваться. Скорее всего, через несколько лет цены снизятся. Мы производим удобрения в Южной Америке и скоро начнем производить их в Марокко, и у нас был рекордный год. Вследствие спроса на биотопливо цены выросли и фермеры по всему миру пытаются выращивать больше. Мы ожидаем рост производства пшеницы, рапса, кукурузы, сои. В прошлом году сахар достиг рекордной цены 70 центов за фунт. Индия расширила свое производство настолько, что цены вновь снизились до уровня менее 10 центов на фунт.

— Период высоких цен приносит вам сверхприбыль?

— Мы не зависим от уровня цен, поскольку мы не фермеры. Мы получаем прибыль в рамках спреда, и, как правило, наша доходная часть остается неизменной. Высокая цена для нас одновременно и риск, ведь объемы торговли сокращаются. Высокие цены помогают нам [увеличивать доход] главным образом в производстве удобрений.

— Можно ли ожидать, что вы выйдете на российский рынок удобрений?

— Это очень интересная перспектива, но у нас нет каких-либо конкретных планов. В первую очередь будем вкладываться в создание производства фосфатов в Марокко и в увеличение мощностей по выпуску этого вида удобрения в Бразилии. Это не означает, что мы не обращаем внимания на то, что происходит в России в области производства удобрений. К тому же теперь у нас есть председатель Яков Иоффе, у которого опыт в этой сфере.

— Bunge провела IPO в 2001 г. Из всех российских агрокомпаний только «Разгуляй» решился на IPО и, по его бумагам, обороты невелики. Многие считают, что специфика сектора не позволяет успешно управлять публичными агрокомпаниями…

— Наша бизнес-модель подходит для публичной компании. Мы не просто сельхозкомпания, мы занимаемся и переработкой. Для переработчика ситуация чуть более предсказуема с точки зрения роста и показателей прибыльности. А если вы представлены только в сельском хозяйстве, то зависите от колебаний на глобальные цены, что и осложняет ситуацию.

— Россия регулирует зерновой рынок с помощью интервенций и экспортных пошлин. Как вы относитесь к этой системе?

— В России присутствует только экспортное налогообложение. Это не создает препятствий для экспорта зерна, как это бывает в некоторых других странах. Так что существующие в России ограничения можно считать неизбежным злом.

— Возможно, если ситуация с ценами на пшеницу останется такой же, то Россия будет вводить более жесткие ограничения. Ведь перед глазами у российских чиновников есть пример Украины. Не опасаетесь ли вы такого сценария?

— Думаю, меры, принятые Украиной, повлияли негативно на саму страну. Можно было бы решить проблему с помощью экспортных пошлин. Слишком большие объемы зерна были уничтожены в элеваторах. Фермеры понесли убытки. Надеюсь, что эта модель не повторится в России.

/ ВЕДОМОСТИ /